Скажи, печальный клин гусей,
родные дали покидая,
скажи, прощальный клин гусей,
о чём тоскуешь, улетая?
Я знаю в дальней стороне
тебе ночами будут сниться
гнездовья свадеб в полынье,
где по утрам туман клубится.
Увидишь в грёзах
мои берёзы,
серёжки в росах
в берёзьих косах,
луга России,
поля России,
леса России
моей России.

Слова чужие повторю,
слова банальные такие:
Вдали от Родины сгорю
в огне безумном ностальгии.
Я эту песню напишу,
а что не так - меня простите.
Вас, ветры быстрые, прошу:
Её по свету разнесите!
Я вижу в грёзах
мои берёзы,
серёжки в росах
в берёзьих косах,
луга России,
поля России,
леса России
моей России.

Я в Лавре недавно бывал,
где прах преподобного Сергия,
и раку, крестясь, целовал.
От раки лучилась энергия.

Она растекалась во мне
таинственной силой, неведомой.
Там свечи, сгорая в огне,
другими сменялись немедленно.

В меня со старинных икон
взирали глаза над лампадами.
Свет падал в собор из окон,
вливаясь в густой запах ладана.

И там, где застыли века,
два "Я" моих были с собой в ладу.
Прослушав каноны дьячка,
в гипнозе я двигался к выходу.

Я вышел, за всех помолясь,
а в сердце - заряд обновления.
Светлее небесная бязь
казалась мне в эти мгновения.

А день уже был на излёте:
назад повернуть не найти стези,
но все купола в позолоте
держали его, как на привязи.

Красив был в тот час монастырь:
все стены от сумерек - пегие.
Из Лавры привёз я Псалтырь
да воду святую от Сергия.

 

Отзревающей, поздней весной,
где дубравы озоном пропитаны,
я набрёл на ковёр травяной,
безымянным кудесником вытканный.
Покатились глаза из орбит
на искусный шедевр многотравия, -
мне его никогда не забыть,
если буду в уме я и здравии.
Вспоминал его часто потом,
прозябая в безликости города.
Город бил душу нудным кнутом,
что безвкусицей времени вспорота.
Но однажды наличник резной
в деревеньке глухой обнаружил я, -
и ковёр тот ожил предо мной
в теплоте деревянного кружева.
Извивались тропинок ужи,
красоты многотравья храня секрет,
но нашёлся толковый мужик
и на этот секрет отменил запрет.
Ай да мастер какой! Ну и ну!
Гнать по доскам такими узорами?
Если доски приладить к окну,
да раскрасить их звонкими зорями?
Упадёшь! Как когда-то упал
пред ковром, разукрашенным росами.
Я умельца тотчас отыскал
в старом доме, пропахнувшем соснами.
Он сидел у двери мастерской,
медовуху смакуя из братины,
помахал мне корявой рукой:
- Заходи, здесь все братья мы.
Что пришёл? Говорить? Давай пить! -
с медовухой погладил бока бадьи, -
Красоту нам нельзя не любить.
Нас таких по России - хоть пруд пруди!